Болотоход, хапуги и лесовичок: изучение практик собирательства дикоросов в Вологодской области

Болото ранним утром. Фото Кирилла Ескина

В первые две недели сентября прошла студенческая экспедиция Высшей Школы Экономики «Практики собирательства в укладе жизни сельских домохозяйств близ торфяных болот» в рамках проекта «Открываем Россию заново». Во время экспедиции группа студентов с помощью методов неформальных бесед, участвующего наблюдения и полуструктурированных интервью исследовала повседневные практики вокруг собирательства дикоросов и их место в хозяйственном укладе населения. Экспедицию организовали аналитики лаборатории муниципального управления НИУ ВШЭ Георгий Сталинов и Елизавета Солоненко, принимали участие студенты ГМУ, Социологии, Экономики и Истории Искусств.

Очное знакомство команды произошло на перроне перед отправлением поезда Москва–Череповец, и вскоре после отъезда, едва представляя, как это делать, мы начали брать интервью у соседей в плацкарте. Эти "репетиции" продолжались до самого приезда на место назначения: рабочий поселок Кадуй, административный центр Кадуйского района Вологодской области. Место было выбрано не случайно – поселок окружают болота, и жители разных поселений района (деревень, сел, дачных кооперативов) занимаются собирательством грибов и ягод для себя и на продажу. Кроме того, в районном центре располагаются 4 пункта приема ягод и грибов у населения и производство клюквы в сахаре, ставшей региональным брендом.  Сезон здесь начинается с июня и продолжается до конца октября: в июне собирают морошку, в июле переходят на чернику и голубику, в августе ходят по бруснику, а завершает сезон осенняя клюква. Мы попали в тот период, когда черника и голубика потихоньку отходят, и местные ходят преимущественно за брусникой, готовясь или только-только начиная собирать клюкву. Этот год богат на клюкву и бруснику, но из-за сильной жары и отсутствия дождей грибов практически нет, а те немногие, что выросли, оказываются гнилыми. 

Это не много, но это честная работа. Ведро брусники. Фото Кирилла Ескина

Мы поселились в гостинице на окраине города: заняли все комнаты и безраздельно хозяйничали на общей кухне и мангальной зоне, расположившейся в бору у реки Ворон. Начало сентября оказалось щедрым на теплые дни и вечера, и мы не отказывали себе в удовольствии купаться в местных реках, рыбачить, жарить мясо на костре, писать полевые дневники в беседках на свежем воздухе, а однажды даже провели вечерний семинар у огня. 

Фото Дарьи Бондаревой

Обойдя в первый день посёлок и его окрестности, мы быстро поняли, что собирателей здесь искать будет трудно. Сказываются большой размер поселка, близость к Череповцу и упадок местных предприятий (сгоревший фанерный завод, сокращение мощности ГРЭС), из-за чего одна часть населения занята в череповецкой промышленности, а другая приезжает сюда из города на дачный сезон. Поэтому мы сделали акцент на изучении разных населённых пунктов района (хотя двое участников экспедиции добрались аж до Устюжны, центра соседнего района, расположенного в 109 км от Кадуя). Разбившись на пары, мы уезжали в села утром, собирали материал и возвращались с ним к вечернему семинару. 

Каждый вечер после обсуждения собранных за день интервью и наблюдений мы коллективно решали, кто в какой населенный пункт поедет на следующий день. Решение принимали обычно на основе трёх критериев: удаленность от Кадуя (надо же как-то доехать), удалённость от Череповца (что сильно снижает вероятность наткнуться на дачников), наличие болот поблизости (что сильно повышает вероятность наткнуться на собирателей). Добирались мы на такси (да так, что к концу поездки один из водителей по секрету рассказал нам, что среди таксистов про нас уже все знают и расспросы про ягоды некоторым порядком надоели), попутных машинах или автобусах. 

Сельский юмор. Фото Кирилла Ескина

Разговаривая с местными жителями о собирательстве, мы прежде всего сталкивались с воспоминаниями о значимости этой практики в советское время: «Раньше только и жили на ягодах». Помимо того, что заготовки всегда были подспорьем в хозяйстве, ягоды и грибы сдавали в заготконторы. В них специально выделяли дефицитный товар, который можно было купить только на «ягодные деньги» (некоторые говорили, что знали цену вещей в килограммах ягоды). Так, на деньги с клюквы местные покупали школьную форму, ковры, диваны и даже телевизоры. Помимо сдачи в заготконторы, ягоды и грибы возили на поезде в Череповец или в другие города вплоть до Свердловска – кто-то чтобы продать на рынке, а кто-то чтобы сдать подороже. Таким образом, мы получили сведения о феномене ягодного отходничества 1960-1980-х годов. 

Интересно, что если по ягоду ходить было принято всем селом (придут женщины на одно болото, разбредутся и собирают), то собирать грибы всегда было делом интимным – ходили поодиночке, стараясь уйти как можно раньше. Некоторые и сейчас неохотно рассказывали о собирательстве, возможно, видя в нас конкурентов или не желая раскрывать «свои места». Многие вспоминали, что именно тогда, будучи еще детьми, вместе с родителями они учились собирать, ориентироваться в лесу и запоминали места, куда ходят и по сей день.

Ныне государственные заготконторы сменились частными пунктами приема, которые есть практически во всех посещенных нами деревнях. В небольшом селе обычно это дом кого-то из местных собирателей, которого нанимает заготовитель или поставщик из более крупного населенного пункта, дает деньги на выкуп товара и платит фиксированную цену за килограмм дикоросов (обычно 15-20 рублей с килограмма). В более крупном населенном пункте «приемка» представляет собой гараж, в котором оборудовано место для взвешивания товара и хранения ягод и грибов. Приемщик лично выстраивает долгосрочные доверительные отношения со своими клиентами, поэтому занять эту нишу кому-то неместному тяжело. 

Центральный пункт приема, Кадуй. Фото Кирилла Ескина

Но в пункты сдавать не выгодно: цена приемки на бруснику 130-150 рублей, в то время как на руки можно продать по 250-350 рублей за литр (а литр, между прочим, меньше килограмма!). Поэтому обычно сдавать в приемку идут те, кому нужны деньги здесь и сейчас (например, местные алкоголики, с которыми нам даже удалось сходить по ягоду), у кого нет контактов в городе (следовательно, кто не может продать по знакомым) или кто собирает в промышленных масштабах. Многие, кто зарабатывает на собирательстве по 300-400 тысяч за сезон, работают исключительно «по заявкам» на свою «клиентскую базу». Например, одна семья (муж, жена и сын) специально берут отпуск на сезон ягод и приезжают в родительскую деревню из Шексны – ходят по ягоду всей семьей. Клиентов у них больше 50, в основном с комбината, на котором они работают, но есть и череповецкие. В этом году они набрали 646 литров черники и 300 литров брусники, еще предстоит собрать 20 ведер клюквы. Родители деньги тратят на ремонт дома, а сын собирает себе на ноутбук. Они яркий пример еще одного обнаруженного нами интересного феномена: дачников-промысловиков. Это своего рода парадокс, ведь обычно дачники приезжают на выходные работать и отдыхать на своих участках, очень часто становясь заказчиками сельхозпродукции и шабашек. Но есть дачники, решившие использовать свои связи в городе для сбыта дикоросов, и за счет этого зарабатывают на ягоде больше сельских собирателей.

Если в советское время собирали преимущественно руками, то теперь практически все собирают комбайнами или хапугами. Хапуга – это приспособление для сборки ягод, состоящее из железных или пластмассовых прутьев, которыми нужно подсекать ягоду, чтобы она скатывалась в мешочек или емкость. При сборке хапугой работают одновременно двумя руками, двигая их навстречу друг другу – одной держат хапугу и загребают ягоду, а другой помогают и прикрывают емкость, чтобы ягода не выпадала из нее. Ощущение, будто собираешь что-то в ладошку, например крошки со стола. Такой простой прибор, известный еще в советское время, позволяет в несколько раз ускорить процесс сборки ягод. Забавно, что слово «хапать», от которого, по-видимому, и произошло название этого приспособления, имеет два значения: быстро хватать и присваивать незаконным путем. 

Помимо хапуг многие местные используют для собирательства, охоты и рыбалки болотоходы. Это махина с огромными колесами на шинах низкого давления, которые дают возможность передвигаться по болотам. Использование такой техники позволяет найти далекое и ягодное место, а также облегчает процесс вывоза ягоды. Многие собиратели отмечают, что помимо сбора, самое тяжелое в этом деле (в прямом смысле) – вынести собранное из леса. Болотоход позволяет преодолеть физические ограничения организма, значительно увеличивая объемы вывозимых ягод. Несмотря на то, что болотоход можно купить в готовом виде, многие предпочитают собирать их самостоятельно, используя запчасти от подержанных автомобилей. Во-первых, так дешевле (можно уложиться в 150-250 тысяч). Во-вторых, человек понимает, как все устроено “под капотом”, и в случае поломки на болоте сможет принять меры. Один из самых больших болотоходов, что мы видели, принадлежит профессиональному охотнику и некогда штатному промысловику заготконторы.

Но больше всего нам запомнились истории местных собирателей про лесовичка - духа леса, который может и помочь, и заблудить человека в лесу (признаться, упоминание лесовичка стало расхожей шуткой в нашем кругу). Местные описывают это примерно так: «Я знаю эти места как свои пять пальцев, но все равно иногда хожу кругами, когда лесовичок блудит». В такие моменты нужно присесть, отдохнуть, немного поругаться на него, надеть кофту наизнанку, и тогда он тебя отпустит. Впрочем, у каждого человека свои отношения и практики общения с лесовичком. Часто местные задабривают лесовичка, поднося ему конфеты или выпечку, обычно оставляя их на мухоморе. Некоторые опытные собиратели общаются с Лесом, приветствуя его перед входом и благодаря в конце за его дары. Одна собирательница и вовсе спрашивает у Леса разрешение на сбор ягод – найденный белый гриб означает «да». Интересно, как подобные языческие поверья срастаются с христианскими традициями: другая собирательница, когда ей срочно нужно выполнить заказ, а ягод практически нет, читает молитву: «Ангел мой, приди в лес со мной, твоими святыми крылами, моими белыми руками, помоги ягоды с руки собрать, целые кузова собрать. Во имя отца и сына. Аминь». Всегда помогает. Подобные поверья вовсе не кажутся странными, когда ты остаешься один на один с Лесом, и твоя судьба оказывается в его распоряжении.

Каждый вечер под конец дня мы спешили в наш лагерь, чтобы рассказать на вечернем семинаре о том, что же случилось с нами за день. И когда в ожидании семинара кто-то из товарищей по экспедиции спрашивает: «Ну, как день, что видели?», ты сначала отрезаешь «На семинаре расскажем», а потом не выдерживаешь и тут же все выкладываешь… Потому что… Ну как такое держать в себе? Там ведь и про болотоходы, и про хапуги, и про лесовичка. Но больше наших семинаров, на которых полевой опыт и истории сменялись всеобщим смехом, мы любили эту короткую, но теплую и емкую фразу после семинара: «Ну что, по чаю?» Это «по чаю» означает: пение на кухне, на которое ворчит наш руководитель («Вы же не умеете петь и гитары у вас нет!»), и под которое он же и пританцовывает, моя посуду; полевые байки Георгия и обсуждение его канала “Антрополе” (да, это реклама); истории с военной кафедры и споры между социологами и экономистами. И плевать, что вставать через 5 часов, потому что завтра к 6 утра снова в лес с местными. Потому что когда мы еще соберемся такой компанией?

Текст репортажа: Кирилл Ескин